Молочный дом.

Молочный, дом 5.

«... С конца 90-х годов Москва начинает лихорадочно перестраиваться. Безжалостно ломаются старые дома, и на их месте воздвигаются многоэтажные здания — в центре с торговыми помещениями и конторами, в Белом и Земляном городе — с квартирами, оборудованными по последнему слову техники...» («По Москве», 1917 год)

«Элитные дома на Остоженке» — подобные растяжки не раз встретятся, если пройти по Пречистенке или Остоженке. Заповедная зона Москвы на глазах меняет свой облик. Тем разительнее контраст и интереснее находки любопытствующих.

Дом этот обнаружить довольно непросто: для начала надо свернуть с Остоженки в Коробейников переулок, затем миновать Зачатьевский монастырь, и вот вы в Молочном переулке. (Некогда эти земли принадлежали монастырю, здесь же был молочный рынок, который, предположительно, и дал название переулку.) Не сразу среди престижных особняков замечаешь его, похожего на обедневшего благородного родственника, чудом затесавшегося на праздник жизни. Заметив — очаровываешься. Деревянный забор, деревянная калитка, за которой вход — вход в прошлое.

Дом N 5 по Молочному переулку выстроен после разрушительного пожара 1812 года. Созданная тогда «Комиссия строений города Москвы» пристально следила за всеми возводимыми казенными и частными зданиями. Художественный надзор за обывательскими постройками осуществлял талантливейший ученик архитектора Казакова Осип Бове. Порой Бове даже собственноручно исправлял фасады частных деревянных особняков. Понятно, что любимый стиль архитектора — александровский классицизм, empire, — прослеживается во всех строениях того времени. «Ухватив широту, пышность этого стиля, тогдашние строители сумели придать ему ту уютность, которой он не имел ни во Франции, где он был слишком чопорен, ни в Петербурге, где он был слишком величав» (из путеводителя 1917 года). К деревянным домам применяли приемы каменного, по существу, стиля и создавали шедевры.

Построенные в переулке дома принадлежали герою Отечественной войны майору Тарелкину, и архитектура их, как уже сказано, архитектура ампира, — правильные пропорции, лепной орнамент, анфиладная система комнат, скромное обаяние классики. Дом N 3 практически не изменялся и до самого сноса в 2000 году мог служить учебным пособием по ампиру. А вот его сосед, дом N 5, в 1886 году был надстроен вторым этажом, в 1903 году стилизован под модерн тогдашним хозяином — московским банкиром. Впрочем, вскоре приобретенные дома показались малы банкиру, и в 1912 году он продал их вместе с надворными постройками купцу Зигфриду Луи Талю за 75 тысяч рублей.

Семья Талей, поселившаяся в двухэтажном особнячке, открыла новую страницу истории дома. Здесь стал бывать художник Михаил Нестеров, писавший портреты жильцов дома, часто проходили музыкальные и литературные вечера. Тем более, что дочь Зигфрида, Маргарита, вышла замуж за Федора Кенемана, брат которого, Евгений Кенеман, — известный композитор, профессор Московской консерватории, личный аккомпаниатор и друг Федора Шаляпина. Так что многочисленных гостей-музыкантов ждали, любили и привечали.

После революции Зигфрид Таль эмигрировал, а Маргарита Таль-Кенеман со своей семьей осталась. На тот момент она преподавала математику в Промышленной академии, и новая власть пощадила домовладелицу, чья работа оказалась ценной для большевиков. Семью уплотнили, часть дверных проемов закрыли, дом превратился в многоквартирный.

Благосклонная судьба не отвернулась от Маргариты Зигфридовны и позже. В 37-м во время первого ареста любимую учительницу спас от тюрьмы и ссылки Никита Хрущев, который был тогда председателем московской партийной организации. В 41-м случился второй арест, на этот раз помогла другая студентка — секретарша Берии, она посодействовала, и Таль-Кенеман вновь отпустили. Умерла Маргарита Зигфридовна в 1992 году, прожив почти сто лет. Незадолго до ее кончины внук сломал перегородку, когда-то отделявшую их квартиру от квартиры чекистов, и Маргарита впервые с 1918 года смогла переступить замурованный порог...

В 1959 году в доме снова начали рисовать. В квартире N 2 поселился Виктор Попков, один из лучших советских художников. Его картина «Строители Братской ГЭС» помещена в Третьяковской галерее и написана именно в этой квартире. Художнику прочили мировую известность. К сожалению, Виктор Попков трагически погиб в 1974 году...

Потомки Талей-Кенеманов — Филатовы — и по сей день живут в своем доме. В 1968 году дом признали аварийным, спустя некоторое время жильцов расселили, но Филатовы остались. Остались, чтобы пережить ужасающий пожар, возникший в результате поджога в 1992 году, чтобы увидеть снос второго своего дома в 2000-м, чтобы присутствовать на абсурдном суде, установившем факт покупки дома прадедом Филатова и то, что, несмотря на это, ни Зигфрид Таль, ни его правнук Евгений Филатов никакого отношения к дому не имеют.

Властям пришлось признать отсутствие бумаг, подтверждающих факт изъятия дома из частного владения, а недавно — еще и то, что ордера у жильцов дома N 5 не существует — есть только купчая. Возможно, Евгений Филатов — единственный в России человек, что живет в своем доме по дореволюционной прадедовской купчей.

Тем не менее, хозяев дома-памятника исторического и мемориального значения, выселяют. Вместе с ними выселяют и иконописную мастерскую «Канон», которая помогла восстановить дом после пожара. Причины не скрывают: дом будет «реконструироваться» для другой семьи. Вероятно, новоселы обустроятся с приличествующим элитному жилью комфортом. Вот только хотелось бы, чтобы элита нашего времени уважительнее относилась и к правам частной собственности, и к памятникам истории и культуры. Чтобы у хозяина остался в собственности дом, принадлежащий еще его прадеду, а у Москвы — деревянный особнячок эпохи empire, что помнит голос Шаляпина.

«Все это — последние остатки прошлого... С каждым днем старое исчезает. И все же мы не без грусти думаем об этом прошлом, гуляя по уголкам барской Москвы. Это прошлое для нас поэтично, может быть, от сознания, что оно невозвратно». («По Москве», 1917 год).